Олег Курамшин ЭХО Если бы была весна, я еще мог как-то протянуть. Но сейчас весна, распродажа... Пахнет глазами, и очень сильно, а чем надо не пахнет. Я иду по обочине, не по краю, а просто по обочине или сижу на асфальте отбрасывая бутылки. Я весь там, но чё-то, чё-то, чё-то упрямо, настырно делаю здесь. Посередине и по бокам жмет пуля в башке. Заживает поздний апрель... хотя мне и по фигу до этого апреля! А чё пишу, спрашивается, об апреле? - ну, лирика такая тупая в башке сидит! Чё делать, от себя не сбежишь. Все что связано с ней я не помню - глазами, ушами, башкой, дыркой в башке... Я не помню, не помню, блять, ничего не помню, не помню, не помню! Не помнить все, что связано с ней! Не помнить ее глаз! Не помнить! Держаться! Стоять насмерть! Тысячи глаз повсюду! Смотри, блять, наслаждайся! Тысячи!... Тысячи бессмысленных не нужных глаз.. Не помнить себя с твердеющей елдой в штанах, перегаром дотрагиваясь до ее волос. Эскалатор торопится вниз... И так близко быть к ее не терпеливому дыханию. Губы, обжигая, скользят по моему виску, хуй разворачивается на девяносто и выпускает слезу. Ей выходить на "Белорусской"... Иду в гору, мимо "Запасника" и выхожу на Маросейку... Оглядываюсь по сторонам... Шанса никогда не было и не будет - все это знают кроме меня. Он всегда один на все про все. И все что было - единственная и неповторимая правда. Я наследил повсюду! А думал-то, что гуляю по воздуху. Я старательно харкаю в небо и все равно, раз за разом попадаю на собственные штаны. Посередине и по бокам снуют демоны, таращатся. Я блюю им прямо в карман и ползу по перилам, обхватив бошку ногой. Ползти неудобно, но становиться выносимей башке - мысли заняты ногой. Йоги не дураки - полная нирвана! Я уже не помню себя, сидящим, в чем мать родила на белом современном подоконнике! Я только что отымел ее. Встал с кровати, вошел в кухню и влез на холодный белый пластмасс. Прикуриваю, затягиваюсь, глазея в ветреное утро. Сигарета не тянется - сломана. А она..., она..., она... А она - эхо.